«Обещания», винцест, NC-17

[madtea-party]

Дорогая Солли! Спасибо за позитив и радость, которую ты приносишь в фандом! Надеюсь, у тебя все-все будет замечательно, а эта маленькая кода тебя порадует =))) С днем рожденья!

Название: «Обещания»
Автор:  Вонг
Бета:  Addie Dee
Пейринг: Винцест
Жанр: пвп
Рейтинг: NC-17
Размер: мини
Примечание: Кода к 2.11, «Игрушки»

***

– Ты лучше скажи, какого хрена нас вечно принимают за геев.

– Ну, ты же у нас мачо. – Сэм поднимает голову и на щеках его мелькают ямочки, а глаза поблескивают. – А людям кажется, ты переигрываешь.

Сэм, похоже, смирился: в его вселенной они с Дином уже поженились и укатили в закат на розовых пони. А Дина все еще выносит в отрицание – право слово, если он принял их отношения, это еще не значит, что он принял отношение людей к их отношениям. Кхм. В общем, что-то вроде того.

Хотя, может, и хорошо – хоть с чем-то Сэм смирился. Он все слишком близко принимает к сердцу: слова отца, демонскую ложь, спасение людей. Ладно – Дин первый за папину пропаганду «убей нечисть – спаси человека», но нужно быть реалистом. Всех не спасти. И это слова Сэма, между прочим, а что мы имеем в итоге? Правильно, вусмерть пьяного мелкого, который бормочет «я виноват» и «я не спас», и цепляется за Дина, и неловко стучит ему гипсом по голове, по руке и – ай! – по ребрам.

– Ну все, Йети, пора баиньки, – Дин тащит слабо сопротивляющегося Сэма к кровати, усаживает, надеясь отделаться малой кровью.

Но Сэм не настроен спать. Он шарит ладонями по Дину будто слепой, просит о нелепом, невыполнимом, и единственная надежда – что он все забудет наутро. Только выдавив неохотное и лживое обещание из Дина, Сэм угомоняется, обхватывает его лицо ладонями и притягивает к себе в мокрый, девчачий поцелуй. О том, что у Дина нет точки опоры и он вот-вот завалится вперед, Сэм, конечно, не думает. А так и происходит. Из модуса заботливого старшего брата Дина так резко переключает в состояние трогать-Сэмми-хочу-дай, что он не успевает и глазом моргнуть, а уже лежит сверху и дышит одним на двоих с Сэмом хмельным воздухом. От Сэма так несет алкоголем, что от одного поцелуя опьянеть можно. Завтра наверняка все утро будет обниматься с унитазом. Сэм податливый и громкий, он льнет к Дину всем телом, словно ему опять пятнадцать, словно впервые дорвался до запретного, до желанного.

– Хочу тебя, Дин, – бормочет он, оставляя губами влажный след на щеке. – Хочу чувствовать внутри. Чтобы больно. И много. И ты.

– Ты большая девчонка, Сэмми. Пьяная похотливая телка, ты в курсе? Вон, платье на стене висит, не хочешь примерить?

Дин по привычке шпарит гадости, а на самом деле хочется укутать Сэма в одеяло и держать, пока не заснет, не перестанет нести откровенную стыдную чушь. Вместо этого Дин, как всегда, идет у младшего брата на поводу. Отдает по первому же слову: последнюю тарелку хлопьев, место за рулем, себя – без остатка. Целует розовые припухшие губы, лезет ладонями под тонкую джинсовую рубашку; под ней, на удивление, нет ничего, только гладкая горячая кожа, и Дин пьянеет окончательно, и каждый раз и вправду – как первый. Сэм извивается под ним, умудряется вывернуться из джинсов, трусов, несколько мгновений – и снизу на нем ничего нет, а Дин даже рубашку снять не успел. Сэм обхватывает его ногами и выгибается, трется твердым членом о жесткую джинсу, урчит, как большой кот. Дин теряет остатки воли, его трясет от нетерпения, от желания, от Сэма – такого бесстыдного, жадного, откровенного.

– Сэмми, Сэмми, – шепчет он ему в рот: Сэм не дает отстраниться ни на дюйм, прихватывает губами губы, будто Дин сбежит вот-вот, будто есть куда. – Пусти, ну пусти же, дай разденусь.

– Не уходи, – хнычет Сэм. – Не бросай меня. Не дай мне превратиться в монстра.

– Господи, Сэм, заткнись.

– Держи меня, Дин. Пожалуйста, держи меня.

Дин притискивает голову Сэма к себе в сгиб шеи, чтобы замолчал – сил нет слушать – но без толку: тот продолжает бормотать, кожа вмиг намокает от влажного дыхания. Дин укладывается на Сэма всем телом, переносит вес на грудь и сражается с застежкой джинсов. Удается лишь с грехом пополам спустить их под яйца вместе с трусами, а Сэм уже лезет между ног загребущей лапой и стонет, когда удается обернуть ладонь вокруг члена Дина. Не без труда выпутавшись из Сэмовых щупалец – тот и вправду кажется осьминогом: отлепишь от себя одну конечность, как тут же вокруг другая обвивается – Дин сползает ниже, ловит ртом подрагивающий член. Вбирает по самое горло, перекатывает на языке солоноватый вкус, сжимает в ладони тяжелую мошонку. Сэм вскрикивает, и Дин зажмуривается, чувствуя, как в лицо ударяет горячая волна: остается лишь надеяться, что стены у этого замка-под-снос такие толстые, какими кажутся. Еще не хватало, чтобы Сэмовы вопли услышала хозяйка, которой они в праведном негодовании заявили о кровном родстве.

Дин спускается еще ниже, рискуя, стреноженный, в любой момент свалиться с неустойчивого провисающего матраса. Разводит колени Сэма широко в стороны, приподнимает и прижимается ртом между ягодиц. Сэм стонет громче, и Дин, протянув руку, в наказание с силой щиплет сосок. Естественно, Сэм лишь добавляет звука.

– Сэмми, тш-ш, – просит Дин, неосознанно лаская мокрый от слюны вход большим пальцем. – Тише, тише.

– Не могу, – заявляет Сэм, тем не менее понижая голос. Голова его запрокинута, Дину видны лишь задранный острый подбородок и вздрагивающий кадык под тонкой кожей. – Когда ты касаешься там языком, хочется орать. Хочется умереть и воскреснуть.

– Я тебя запишу, – бормочет Дин, щеки его пылают. – И дам завтра послушать, чтоб у тебя уши завяли от собственного пафоса.

Он ныряет языком так глубоко, как может, ведет по кругу, и Сэм всхлипывает, будто по-настоящему плачет. Дин собирает оставшуюся во рту слюну, размазывает по члену и, задрав ноги Сэма себе на плечи, прижимается головкой к влажному отверстию.

– Дин, – Сэм под ним вертится, пытаясь насадиться, и твердит, как заведенный: – Дин-Дин-Дин… А-а-а-а-а-ах!

Дин въезжает внутрь плавно и медленно, до упора. Каждый долбаный раз, едва он вставляет полностью, у него трясутся руки и пережимает в груди от ощущения Сэма – когда один в другом, когда ближе некуда, и Сэм дышит, и движется, и сжимает мягкими тисками, и звучит, и он живой, и он рядом. Если бы Дин мог, он бы вплавился Сэму под кожу, чтобы контролировать каждый вдох, чтобы в любую секунду любой минуты мог убедиться: Сэм в порядке. Но он не может, поэтому берет, что есть, и это на самом деле – чертовски много. Чувствовать, как Сэм цепляется за него и ахает, если задеть чувствительное место внутри, как вздрагивает его член, зажатый между их животами, как становится скользко от выступившей смазки.

Дин готов к долгому марафону: он любит доводить начатое до конца, а учитывая, сколько выхлебал Сэм, стоит ожидать, что скоро он не кончит. Но Сэм неожиданно срывается раньше него, насаживается до конца и с криком пачкает спермой их животы. Упругие стенки мягко сжимаются, трепещут вокруг члена Дина, и больше держаться воли не хватает.

Когда Дин приходит в себя, оказывается, он стискивает Сэма так крепко, что тому наверняка должно быть больно. Но Сэм в его руках – безвольная посапывающая туша.

Дин не без труда отклеивается от Сэма, скривившись, подтягивает джинсы. Осторожно разматывает Сэма из рубашки, аккуратно стягивает рукав через загипсованную руку.

Кое-как приведя себя в порядок, Дин выскальзывает за дверь. Люди все еще умирают, свидетелей все еще нужно опросить. Тот старикан-скряга, стребовавший чаевые, которых не заслуживал, явно сможет кое-что рассказать.

И может быть – может быть – Сэм завтра не вспомнит о вытянутом из Дина нелепом обещании. А даже если и вспомнит, Сэму придется смириться.

Дин найдет способ его сберечь.